Одной жизни хватило только на преступления

Ограбление Ограбление

Родился Владимир Владимирович в поселке недалеко от Смоленска. В семье было трое братьев. Все выросли, отслужили, женились по любви. Двое старших остались в Смоленске, а Владимир переехал в Калугу — там у жены остался после бабки дом, а в Смоленске, где они познакомились,— ничего: Ира была детдомовской.

Братья выбор друг друга не обсуждали — не принято но было в их крепкой, дружной семье, но все же старших женитьба младшего удивила. Владимир — самый видный и умный из них, а вот его жена... Уж слишком обычная, неприметная какая-то. Да и расставаться не хотелось.

Впрочем, решил — значит, решил.

У Владимира и Иры родились девочки-близнецы. Выручали ясли и детский садик — родители работали. Не то чтобы денег не было, но и не шиковали особенно. А тут дом — бабкино наследство — решил напомнить о том, сколько ему лет: венцы подгнили, крыша прохудилась. Все чаще Ира стала заводить разговоры про ремонт: дескать, не худо бы мужу подработать, заняться домом. Он и сам это понимал, но все как-то не получалось.

Тут-то Вадим, случайный знакомый, и предложил, как он выразился «посетить» одну квартирку, у хозяев которой денег куры не клюют. Увидев, что Владимир пришел в ужас, заверил:

— Не дрейфь! Они сами воры будь здоров какие!

Владимир ему не поверил. Но вот Ирина... Опять; ссоры, опять скандалы... И он сказал себе: рискну, но только в первый и последний раз!

Задержали их через двое суток. Часть золотых вещей все еще находилась в доме у Владимира — продать не успел, опыта не было.

На первый раз, учитывая положительные характеристики и наличие двоих малолетних детей, осудили на три года. Ирина писала в лагерь, рассказывала о дочках, | ни словом не упрекнула и на жизнь не жаловалась.

Освободившись, Владимир так торопился вновь оказаться у родного порога, что сумел добраться на день] раньше. Еще издали он узнал свой дом. Но, подойдя поближе, вроде и не узнал: крыша перекрыта по-новому, крыльцо сияет свежей краской, ставни лаково блестят под солнечными лучами. А во дворе, обнявшись с каким-то немолодым, но вполне интересным мужиком» стоит его Ирина. Рядом, довольно повизгивая, бегают его девчонки-двойняшки. На лавке лежит плотницкий инструмент — рубанок, фуганок, молотки, гвозди...

Нет, удивления не было. Напротив, даже равнодушие какое-то. И только тупая боль застучала в сердце, сбивая его с ритма.

Владимир спокойно вошел во двор, неожиданно появившись из-за кустов сирени, и, так же спокойно подняв с лавки молоток, принялся наносить незнакомцу удары — куда придется. Убивать он не хотел, просто казалооь, что так можно все вернуть на три года назад. Незнакомец пытался защищаться, схватил обрезок трубы, но не выдержал ударов, упал. Лежачего Владимир бить не стал — бросил молоток на землю и пошел в дом положить рюкзак.

Осудили его на шесть лет, приняв во внимание состояние аффекта. Жена в письмах не оправдывалась, только удивлялась, как он не понял: одной с детьми трудно, дом разваливается... Владимир ее ни в чем не упрекал, о том мужчине не напоминал и ничего о нем не спрашивал. Ирина сама написала, что тот, к счастью, выжил, иначе срок был бы куда больше... Впрочем, Владимир и сам это понимал. Он даже подумал, что мужик тот и не виноват вовсе, а жена сама проявила активность — дом-то без хозяина.

Но девять лет разлуки — это целая пропасть между прошлой жизнью и нынешней. И эту пропасть не так легко перешагнуть. Когда Владимир вернулся, девочки-двойняшки не узнали этого худого, изможденного человека. Они подросли, их теперь интересовали шмотки да косметика, шмотки, которых не было, и косметика, которую не на что было купить. Видимо, Ирина не рискнула больше «проявлять активность». Или ей просто больше не повезло? «А может, она меня все еще любит?» — спрашивал себя Владимир. Ему очень хотелось в это верить. Братья, после того как Владимира осудили во второй раз, перестали поддерживать с ним отношения, а старики умерли, когда он отбывал срок. Семья — это все, что у него осталось.

Да семья ли это? С Ириной они теперь жили как соседи, изредка обмениваясь необходимыми в быту словами. Близости больше не было — Ирина сказала, что слишком устала, да и отвыкла. И, не дожидаясь неприятного вопроса, сама добавила, что другого мужчины у нее нет.

Владимир понимал, что только он может сделать жизнь этих трех дорогих ему женщин счастливой. Он устроился работать истопником в котельную, но что толку? Мизерную зарплату он почти всю проедал — после зоны аппетит был волчий.

И однажды он понял, что терять ему больше нечего. Любовь он потерял, себя — тоже. Детям надо помочь — вот и все.

Вскоре он установил контакты с двумя знакомцами с зоны, которые освободились чуть позже него. Прикинув и так и эдак, решили примкнуть к местной преступной группировке — своих идей, как быстро подняться на ноги, не было. Однако пахан особой радости не проявил — к чужакам долго присматривались, поручали «мелочь». Наконец, проверив, взяли на несколько «приличных» дел.

В доме появились деньги. Девчонки радовались, а Ирина не спрашивала, с чего вдруг такое везение. Владимиру даже показалось, что она вообще с каждым днем говорит все меньше.

Для отвода глаз он завел кроликов, ухаживали за ними всей семьей, хотя сам Владимир догадывался: все понимают, что на кроликах особенно не разживешься. Никто ни о чем не спрашивал, и он мирился с этим, иногда думая, что это равнодушие он заслужил и когда-нибудь родные оценят его заботу.

Продержался он четыре года.

Девочки подросли и уехали в город — учиться дальше. С учебой у них все шло хорошо, только они почти не писали и ни разу не приехали. «Стесняются такого отца»,— с горечью думал Владимир.

Он уже достиг определенного положения в банде, но, почувствовав ветер с зоны, решил уехать. Обнял жену, сказал: «Прости!» — и исчез из поселка.

Через год его арестовали, предъявив обвинение в ограблении магазинов, сберкасс и соучастии в нападении на инкассатора.

К этому времени Ирина уже продала старый дом, в котором так и не сложилось ее счастье, и уехала из поселка. Об этом Владимир узнал на следствии, поскольку Ирину так и не смогли найти для допроса. «Вот и вернуться мне теперь некуда»,— криво усмехаясь, сказал Владимир следователю.

Но вскоре ему стало казаться, что Ирина не просто уехала. Она ушла в никуда. Ушла, даже не попрощавшись. Это не давало Владимиру покоя. Ему вдруг начал мерещиться ее голос. «Зачем ты убил нас обоих? — спрашивала она.— Мы не успели побыть вместе, а мы ведь так любили друг друга...» Голос не упрекал, он звучал жалобно и тоскливо. Или это осенний ветер выл за тюремным окном?..

Послесловие судебного психиатра

Судебно-психиатрическая экспертиза хронического психического расстройства у Владимира не нашла, его признали вменяемым, но два года он находился в психиатрической больнице с диагнозом «реактивный психоз». Было отмечено, что заболевание возникло после привлечения к уголовной ответственности. Затем его осудили на 15 лет.

А через десять лет Владимир, как сказали в лагерной медсанчасти, «опять свихнулся». Он бился головой о стены, терял сознание, приходил в себя и опять принимался биться. И все время молчал. После психотропного лечения в лагерной больнице сообщил врачу, что чувствует, как превращается в робота. Он даже сказал, что сомневается, был ли когда-нибудь человеком. Заявил, что даже может поддерживать некую связь с роботами из будущего.

После судебно-психиатрического освидетельствования, установившего у Владимира Владимировича галлюцинаторно-бредовое расстройство неясной этиологии, его освободили от дальнейшего отбывания наказания.

В психиатрическую больницу его отвезли в день рождения — ему исполнилось 55 лет.

Эпилог

А через несколько месяцев приехала Ирина. Привезла гостинцев, плакала и просила только об одном: чтобы он поправился. «Все будет хорошо!» — повторяла пожилая неприметная женщина, его единственная любовь.

И в эти минуты он забывал, что давно стал роботом, и верил, что впереди его ждет счастье.

Сильная любовь
Читайте в рубрике «Сильная любовь»:
/ Одной жизни хватило только на преступления
Рубрики раздела
Лучшие по просмотрам